Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без совпадений нет истории.
Водопад небесных слез
Наш народ привык перемещаться с места на место, используя при этом традиционную технику выкорчевывания и сжигания лесов, чтобы создать поля под посадку, а потом, когда земля перестает радовать нас своими дарами, двигаться дальше. Однако последним нескольким поколениям стало трудно претендовать на новые земли на Наньно или на любой другой горе в префектуре Сишуанбаньна, где растет чай, поэтому мы – и наши соседи – остались. Осели, как говорит А-ба, хотя это и противно нашей природе. Правда, наш дом, как и все другие дома в деревне, построен как временный. Еще до моего рождения отец и дед отправились в лес, чтобы собрать солому, которой покрыта крыша. Они рубили бамбук, обрывали листья, а затем связывали жерди между собой плетенными вручную шнурами, чтобы возвести стены, разделившие мужские и женские покои. Наш дом стоит на бамбуковых сваях, а внизу остался защищенный закуток для скотины, правда, мы не держим ни свиней, ни волов, ни мулов, ни водяных буйволов, только несколько потрепанных кур, петуха и пару уток. Я не знаю другого дома, кроме комплекса из основного здания и трех хижин для новобрачных, но в моей крови гудит желание оставить его и отправиться в другое место, где мой род сможет поставить алтарь предков и возвести новое жилище, такое же просторное, как нынешнее. Это беспокойное чувство усиливается в сезон муссонов, в те месяцы, когда духи властвуют над нами.
Сегодня женщины и девушки в нашем доме собрались вокруг костра на женской половине дома, чтобы заняться рукоделием.
Огонь дает нам свет и тепло, а удушливый дым помогает отгонять комаров. Первая и вторая невестки склонили головы друг к другу и о чем-то шушукаются.
Из головного убора Старшей невестки, напоминающего букет полевых цветов, торчат пушистые разноцветные шарики на проволоке, обмотанной нитью для вышивки. Головной убор Второй невестки украшен ниточками серебряных шариков размером с горошину, которые опускаются на ее лоб, будто челка. Я ерзаю, пока Третья невестка рассматривает мое рукоделие. Обычно при подобных проверках рядом со мной находится Цытэ, но с тех пор, как я набедокурила в пункте приема чая несколько часов назад, ее ко мне не отпускают.
Послеобеденный отдых прерывается, когда приходят Дэцзя и ее свекровь и приносят А-ма в подарок арахис. Всегда полезно укрепить связь с женщиной, которая приведет в этот мир твоего ребенка. Но Дэцзя такая несчастная. Обычно никто и не знает, что женщина в положении. Мы носим очень свободную одежду, это удобно, множество слоев дают дополнительное тепло, демонстрируют благосостояние семьи и позволяют скрывать то, что находится под ней.
Кроме того, девочек вроде меня с детства учат, как себя вести во время беременности, чтобы мы понимали свои обязанности, когда выйдем замуж. Нужно стесняться своего состояния и располагаться так, чтобы живот был менее заметен. Мы даже вежливо называем женщину, носящую ребенка, «живущей под другим», потому что она должна слушаться мужа и не пытаться сбежать. Однако трудно представить себе Дэцзя убегающей от Цыдо, потому что огромный живот делает ее похожей на дыню, оставленную слишком долго на лозе и готовую лопнуть.
– Там должен быть крупный мальчик, – говорит А-ма, снимая с огня чайник. – Он хочет выйти и передать привет своим а-ма и а-ба, а особенно родителям своего а-ба.
Дэцзя радостно улыбается и лепечет:
– Пусть это будет сын. Хоть бы сын. Хоть бы…
Я вижу, что ее преданность радует свекровь, как и слова моей А-ма о том, что ребенок хочет познакомиться со своими бабушкой и дедушкой. Беременность – это подарок для всей деревни. Даже я знаю, как распознать, когда женщина «дошла», то есть забеременела, что понятно по утренней тошноте. А-ма научила меня определять, будет ли ребенок мальчиком или девочкой, по тому, как малыш спит в материнской утробе. Если ребенок чаще лежит на правом боку, значит, родится мальчик. Если на левом, то это будет девочка. Мне нужно научиться всему этому, если я, по примеру А-ма, однажды стану деревенской повитухой, как она того желает.
Дэцзя упорно повторяет свои слова, и она уже выучила правила появления ребенка в нашей деревне. Она старается не сквернословить и не есть на непокрытом крыльце – и то и другое привлечет слишком много внимания. Когда она произносит «Мы с Цыдо будем воздерживаться от супружеской жизни в течение десяти циклов после рождения нашего сына, как положено», свекровь гордо улыбается и отвечает так, как требуют правила: «Благословляю на легкие роды».
– Приятно видеть, что Цыдо тоже старается, – говорит А-ма, наливая всем чай. – Он не лазит по деревьям, все знают, что, если лазать по деревьям, ребенок будет плаксивый, а этого не хочет ни один житель деревни.
– И он занимается исключительно мужскими делами, особенно много времени уделяет охоте, – хвастается а-ма Цыдо, – чтобы первым родился сын.
– Значит, все будет хорошо, – говорит мама, но я своими ушами слышала, как в разговоре с невестками она выражала беспокойство по поводу размеров живота Дэцзя.
Третья невестка пропускает мимо ушей этот диалог. Она сосредоточенно пересчитывает мои стежки во второй раз – не лучший знак. Она первая рукодельница в нашей деревне, золотые руки. Ее головной убор покрыт вышивкой и аппликациями различных существ, и каждый рисунок имеет особый смысл: лягушка и обезьяна символизируют гармонию, птица с червяком во рту – материнскую любовь, как и бабочка, голова которой вышита в виде желтого краба. Третья невестка такая искусная мастерица, что она может творить просто ради удовольствия.
Наконец она поднимает глаза от моей вышивки и бросает ее обратно мне на колени.
– Тебе придется все распустить и вышивать заново.
Я люблю Третью невестку больше остальных, но порой мне кажется, что она только и делает, что командует мной. У нее родился сын, а мне рано или поздно придется переехать в дом мужа, поэтому А-ма терпит все это. Но сегодня Третья невестка заходит слишком далеко, сунув острый носик не в свое дело: